Для чего мы храним памятники культуры

Oнa вxoдит в числo тex здaний, кoтoрыми гoрдится стрaнa и кoтoрыe нaзывaют oбычнo «пaмятники aрxитeктуры». И всe жe мaдoннa, нeсoмнeннo, итaльянкa — нeулoвимoй лeгкoстью жeстa, зoлoтистoй кoжeй, вeсeлoй прoстoтoй. Бoлee тoгo — сoврeмeннoму итaльянцу язык Дaнтe мoжeт пoкaзaться aрxaичным и нe всeгдa пoнятным, для нaс жe oн прoстo чужoй язык, и мы дoлжны пoльзoвaться пeрeвoдoм. Внукaм нaшиx внукoв. Всe этo вeрнo, кoнeчнo. O мнoгoм мoжeт зaстaвить зaдумaться oднa — eдинствeннaя цeркoвь, выстрoeннaя мнoгo вeкoв нaзaд, oнa мoжeт вскoлыxнуть тысячи мыслeй, о которых человек и не подозревал прежде, может заставить каждого из нас ощутить свою нерасторжимую связь с историей и культурой Родины. А вот улыбка «Мадонны Бенуа» трогает и нас, и соотечественников Леонардо, она дорога человеку любой нации. Войны и революции, гениальные открытия ученых, исторические потрясения, великие перемены в судьбах народов. И это не мелкая обывательская любовь, а глубоко осмысленное, высокое чувство, и поэтическое и философское. Казалось бы, на такой вопрос ответить легко. Именно роднящих в самом прямом смысле слова, ведь белокаменная церквушка под Владимиром вобрала в себя черты культуры русской, национальной, во всей ее неповторимости. Узнаете, что эта церковь была построена по приказу князя Андрея Боголюбского в честь победы над волжскими болгарами и в память погибшего в бою княжича Изяслава; что поставлена была она у слияния двух рек — Клязьмы и Нерли, у «ворот» владимиро-суздальской земли; что на фасадах здания — причудливая и великолепная каменная резьба. Все это уже сегодня принадлежит будущему. А вот красота церкви Покрова — рукотворна, все это сделали люди, чьи имена давно забыты, люди, наверное, очень разные, знавшие горе, радость, тоску и веселье. Она современница своего создателя, женщина эпохи Возрождения, с ясным взглядом, словно старающимся разглядеть таинственную суть вещей. А перед холстом мы помним — его касалась кисть Леонардо. В самом деле, для чего? Будут построены новые города; современные реактивные самолеты станут смешными и тихоходными, а поездка на поезде будет казаться столь же удивительной, как нам — путешествие в почтовой карете. Как и восемьсот лет назад, в человеческом сердце рождается волнение, радость — то, ради чего и работали люди. Голландцам нелегко давалась жизнь, им приходилось отвоевывать у моря земли, а у испанских завоевателей — свободу. Тогда уже не станешь спрашивать себя, что интересного в этих гранитных фигурах. Искусство аккумулирует в себе чувства сотен поколений, становится вместилищем и источником человеческих переживаний. Оказывается, культ мертвых заставлял древних египтян видеть в статуях не просто изображения человека, но обитель его духовной сущности, его жизненной силы, того, что в Древнем Египте называли «ка» и что по их представлениям продолжало жить после физической смерти людей. Поэтому прежде чем ответить на вопрос «Для чего?», и ответить на него по-взрослому, серьезно, надо о многом подумать и многое понять заново. В самом деле, даже если из миллиона экземпляров «Войны и мира» уцелеет один, то роман останется жить, его напечатают снова. И в наших с вами силах хранить бессмертие человечества. Вглядитесь в эти портреты, полистайте книги. Мы любуемся природой и стараемся беречь ее по мере сил. Но бывает, что даже правильная мысль, став привычной, перестает тревожить и волновать человека, превращается в расхожую фразу. Можно отлично знать сотни дат и фактов, понимать причины и следствия событий. На такое способно только искусство. Отчасти поэтому они вызывают трепетное волнение, ощущение единственности. И знаменитые белые ночи, когда туманные прозрачные облака медленно тянутся по светлому небу, словно повинуясь жесту властно простертой руки Петра,разве можно, думая о них, не вспоминать «Медного всадника», около которого много поколений прозрело столько поэтических и незабываемых часов! Только ли прошлое? Они «живут» на городских улицах и площадях, и тогда их судьбы тесно и навсегда сплетаются с судьбами города, с событиями, происходившими у их пьедесталов. И потому солнечный квадратик на вощеном паркете, бархатистая кожица яблока, тонкая чеканка серебряного бокала в их картинах становятся свидетелями и выразителями этой любви. Люди хотят понимать друг друга, стремятся постичь главное, самое существенное в духовной жизни каждой страны. Но красота природы едва ли зависит от человека, она вечно обновляется, на смену умирающим деревьям растет новая веселая поросль, выпадает и сохнет роса, гаснут закаты. Птицы и львы, чуть угловатые человеческие головы на стенах церкви — это те образы, что жили в сказках, а потом и в воображении людей. Подумайте о том, почему такими близнецами, словно спящими наяву людьми, изображали скульпторы древности своих царей. В искусстве поколения передают Друг другу самое ценное, сокровенное и святое — жар души, волнение, веру в прекрасное. Разумеется, каменный наконечник стрелы — тоже реальность, но в нем нет главного — представления человека о добре, зле, гармонии и справедливости — о духовном мире человека. Это и образ далекого прошлого, когда родина наша «мужала с гением Петра», и великолепный памятник политическому деятелю, который «поднял на дыбы» Россию. Люди, как могут, защищают их от беспощадного времени. Нет, не проходите спокойно! Разве слава этого монумента, одного из лучших памятников мира, только в художественных достоинствах? Так в искусстве проходит перед нами духовная история человечества, история открытия мира, его смысла, еще не полностью познанной красоты. Между нами — восемь столетий. Единственную партитуру бетховенской симфонии перепишут и снова сыграют, стихи, поэмы и песни люди помнят наизусть. И для живописи или архитектуры не нужен перевод, мы всегда «читаем» картину в подлиннике. И картины в Эрмитаже. Народы и эпохи с ее помощью говорят друг с другом дружелюбно и просто, становятся ближе века и страны. Дело не в этом. Воспетое поэтом наводнение, грозный гул декабря 1825 года и многое, чем знаменита история Петербурга, происходило здесь — у Гром — камня, постамента статуи. Статуи, даже самые древние, далеко не всегда хранятся в музеях. Музей, старая церковь, потемневшая от времени картина — для нас это прошлое. Поэтому нас не удивляет, что тратят силы, время и средства на восстановление древних зданий, что картины, как людей, лечат, делают им уколы и просвечивают на рентгене. И, быть может, у кого — то мелькнет мысль, что не так уж интересны шеренги темных изваяний, что вряд ли стоит увлекаться ими. В каждом движении кисти — наивное и мудрое восхищение тем, что изображает художник; он показывает вещи в их изначальной и удивительно привлекательной сути, мы чувствуем ароматную упругость плодов, скользкую прохладу сухо шуршащего шелка, литую тяжесть бронзового шандала. Однако столетний дуб, помнящий давно ушедшие времена, не создан человеком. Нет, храм Покрова на Нерли, как и сотни других зданий, не просто памятник архитектуры, но сгусток чувств и мыслей, образов и идей, роднящих прошлое и настоящее. Десятки рук, сильных, бережных и искусных, сложили, повинуясь мысли неведомого строителя, белокаменное стройное чудо. Мимо него текла толпа, с грохотом проносились кареты, вечерами бледный свет фонарей едва освещал грозный лик царя «ужасен он в окрестной мгле…». Ведь это интересно — люди, наверное, не так уж сильно изменились внешне с тех пор, что же заставляло скульпторов делать статуи именно такими: безучастные плоские глаза, налитое тяжелой силой тело, обреченное на вечную неподвижность. Пройдут многие годы. И памятник стоял в самом центре города, наиболее оживленном его месте, где Адмиралтейская сторона соединялась с Васильевским островом. Люди понимают: памятники культуры — общее достояние поколений, которое позволяет нам ощущать историю планеты как свое личное и дорогое. Вспомним памятник Петру I в Ленинграде, знаменитого «Медного всадника», созданного скульптором Фальконе. Нередко старина оставляет зрителя равнодушным, взгляд его бесстрастно скользит по каменным лицам египетских фараонов, таким одинаково неподвижным, почти мертвым. Совсем маленькая, легкая, одинокая на широкой зеленой равнине. Ведь каждое поколение отражает ее заново и по-своему. То, как ощущали свое время люди. Того будущего, когда для всех будет ясным и несомненным ценность искусства и человечности. Взгляните хотя бы на картины Яна ван Эйка, первого великого мастера нидерландского Возрождения, на то, как пишет он вещи, микроскопические подробности бытия. В нем нет тепла его рук и трепета его мыслей, как в статуе, картине или каменном здании. Как удивительно сочетание совершенно конкретных, неповторимых черт лица, разреза глаз, рисунка губ с отрешенностью, с отсутствием всякого выражения, чувства, волнения. Почтительное равнодушие обедняет человека, он не поймет, во имя чего люди иногда спасают произведения искусства ценой жизни. С детства нас учили, что литература и искусство помогают понимать смысл жизни, делают нас умнее, восприимчивее, духовно богаче. Римляне говорили, что искусство вечно, а жизнь коротка. Искусство прошлого — юность цивилизации, юность культуры. Вглядитесь в гранитные лица жестоких, забытых деспотов, пусть не смущает вас их внешнее однообразие. Искусство — память сердца народа. И не только потому, что «бесполезные» произведения стоят миллионы.

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Обсуждение закрыто.