В рубрике Актер и музыкант, участник группы 5’nizza Сергей Бабкин дал интервью журналу Корреспондент.
Харьковские Прекрасные цветы — явление для нашей страны во многом уникальное: маленький независимый профессиональный театр, в составе которого всего восемь человек, неизменно собирающий аншлаги, и где при этом на сцене… не произносится ни слова, пишет Анна Давыдова в №5 журнала Корреспондент от 12 февраля 2016 года.
Их спектакль Draculа, на этой неделе в Киеве открывший всеукраинский тур театра, наглядно демонстрирует, как можно делать качественное, акцентированно визуальное зрелище практически «на коленке».
Всего реквизита – два стула и «бездонный» ящик, трансформирующийся то в комнату, то в гроб, то в стол. Плюс – игра со светом и хорошо подобранная музыка, помогающая рассказывать историю без слов (театр работает в жанре пластической драмы, свою интерпретацию которого его актёры определяют как фанк-футуризм). Ну а главная компенсация минимума бюджета – это максимум таланта.
«Мы поставили перед собой задачу сделать театр модным, — говорит Корреспонденту актёр, режиссёр и один из основателей театра Артём Вусик. – У людей остался стереотип, что театр – это что-то неинтересное, что-то, куда заставляли ходить в школе. И для нас главной задачей было показать, что театр – это классно, современно. Мы существуем уже пять лет: поначалу было трудно, но сейчас мы отказались от всех лишних работ, каких-то халтур, ушли из гостеатров. К нам ходит много зрителей: в основном, у нас в Харькове всегда аншлаги».
Три года из этих пяти в составе Прекрасных цветов – актёр, музыкант, участник группы 5’nizza Сергей Бабкин и его супруга Снежана, ранее вместе работавшие в харьковском Театре 19. Причём, как оказалось, Бабкина – медийное лицо, однозначно придающее театру веса, в труппу изначально… не очень-то хотели брать.
Сергей вспоминает: «Когда я ушёл из Театра 19, а вслед за мной и моя супруга, мы узнали, что есть такой спектакль Крыса театра Прекрасные цветы, который идёт в Доме актёра. Пошли посмотрели – вау, круто! И смешно, и тонко, и остроумно. Мы позвонили ребятам – и попросились к ним. Они долго думали — не давали ответа месяц-два, а то и больше. И я их понимаю. У ребят, Артёма Вусика, Игоря Ключника и Дениса Чмелёва, — очень крепкий «треугольник» свой: помню это по Театру 19, который мы сделали с Игорем Ладенко, – тяжело впускать кого-то, очень тяжело».
— Сергей, а почему вы вообще решили «замолчать»?
— Я не замолчал, нет.
— Я имею в виду, выбрали такой театр.
— Я долгое время работал в разных «говорливых» театрах: 12 лет в Театре 19, три года в харьковской Русской драме после института, делал другие разные проекты помимо Харькова. И всю жизнь театр – это было, прежде всего, слово. Нас так учили.
Хотя мы в театре предлагали: давайте, сделаем мюзикл какой-нибудь – мы умеем петь, танцевать, у нас есть тела. И, пока они, тела эти, ещё подвижные, давайте их использовать! Но режиссёр был против: всем хочется «взрослое» что-то делать, глубинное, степенное.
У меня тело всё это время промолчало. И сейчас оно начинает просыпаться – так очень нехотя, не умеючи. Мы со Снежкой [Снежаной Бабкиной] просто смотрим, как ребята себя ведут, общаются – у них есть свой язык, они понимают друг друга с полуслова. Мы долго искали контакт, изучали их юмор – откуда он берётся, на что идёт упор: «пристройка» заняла много времени.
Фото из архива театра Прекрасные цветы
Сергей и Снежана Бабкины в спектакле Draculа
— И оно того стоило?
— Конечно. Сейчас современный театр может даже составить конкуренцию кино, и это здорово. Техническая часть, которая ушла далеко вперёд, – очень дорогое удовольствие, — но в принципе сегодня же можно сделать спектакль нереальный! Есть очень много возможностей совмещения всяких визуальных эффектов – вплоть до голограмм.
— Помимо театра вы продолжаете заниматься музыкой. Не так давно вашем репертуаре появились песни на украинском языке, а весной готовится к выходу новый альбом #неубивай. О чём эта пластинка?
— О чём… Наверное, обо всём, что может вобрать, вместить в себя этот глагол – не убивай: всё, что человеку может прийти в голову, — всё правильно, всё туда.
— То есть непротивление злу – это не зло? Зло тоже не нужно убивать? В себе хотя бы?
— Да, я понимаю, игра слов такая… Знаете, я как раз начал писать новую песню, в которой поётся о том, сколько мне нужно ещё в себе убить всего того, что убить надо… Ну, хорошо, можно по-другому как-то это сказать.
— Так скажите.
— Ну как? Есть такая песня — Не убивай. И там припев: «Не убивай из диктофона мои записи – может, когда-нибудь они ещё станут песнями. Может, не до конца откровенно честными — как бы мне хотелось, — но всё о тебе». Всё. Эта песня могла бы называться… ну, Диктофон, к примеру — и тогда все вопросы отпали бы.
Но назвали так как назвали, потому что эти слова – «не убивай» — рефреном через всю песню проходят. Она получилась весомая, и в итоге дала имя альбому. А теперь приходится объяснять, «расшифровывать» — не убивай то, не убивай это.
И, в принципе, вы интересный момент подняли. Да, может и в себе убивать что-то тоже не нужно – нужно исправлять. Принять, проанализировать, и как-то… распрощаться просто: не убивать.
Фото Дмитрия Никонорова
— Но вы же понимаете, что с таким названием альбома в стране, фактически находящейся в состоянии войны, на вас всё равно накинутся?
— Та ради бога, пусть накидываются.
— И сознаёте, что возможно повторение ситуации, в которой вы оказались в прошлом году, после интервью, которое группа 5’nizza дала телеканалу LifeNews, не зная, с кем общается?
— Я, наверное, и в этом году в такой ситуации буду.
— То есть готовы ко второй волне всего этого?
— Готов, конечно, да.
— По поводу того инцидента вы дали буквально пару интервью. И, читая их, видно, как сложно вам было объяснить свою позицию – совершенно однозначно проукраинскую, но пацифистскую, — в ситуации, когда люди вокруг находятся в состоянии агрессии.
— Так и есть. Я в принципе не очень остёр на язык: мне трудно вербально донести свою мысль прямо сейчас. Я могу сформулировать, когда нахожусь сам, когда никого рядом нет, я спокоен, у меня много времени есть, чтобы подумать – и тогда я могу написать свои мысли абсолютно чётко. А с вербальным их выражением сложности бывают очень часто. А все же хватают за язык — прямо здесь, прямо сейчас – тебя никто не отпускает домой подумать. Ты что-то говоришь – и все: а-а-а, прокололся! Пойман в сети, всё!
— Вы из семьи военных. Ваша идейная — не сиюминутная, а давным-давно созревшая пацифистская позиция – откуда она? Это закономерность или странность, чтобы человек из военной семьи был принципиально настроен на мир?
— Ну не знаю, бывает такое.
— Ваш отец – разве он не хотел, чтобы сын тоже стал военным?
— Может быть и хотел, но прямо об этом не говорил. После 9-го класса мне нужно было идти либо в музыкальное училище, либо в лицей, либо в армию. И он мне предлагал пойти в оркестр военного училища играть на флейте. Но я выбрал лицей искусств, окончил там 11-й класс. И, если бы не это, не было бы Пятницы, к примеру [со вторым участником группы 5’nizza Андреем Запорожцем Бабкин познакомился именно в лицее].
— Прошлым летом армия за вас всё-таки взялась: вы рассказывали, что вас вызывали на учения. Чем закончилось?
— Ничем. Я просто не пошёл. Многих вызывали: кто хотел – пошёл, кто не хотел – нет.
— Вы говорили, что раньше не любили свой родной Харьков, а сейчас ваше отношение к нему изменилось. Почему?
— Это как с детьми. Я очень люблю своих детей [у Бабкина их двое: сын Илья от первого брака и дочь Веселина от Снежаны] — обожаю просто, больше всего на свете. Но бывают такие периоды, когда начинаешь думать: боже, ну когда уже у нас какая-то поездка куда-нибудь?! Все эти детские крики, баловство в какой-то момент начинают поднадоедать уже просто. И вот она, долгожданная дата! Детей по бабушкам развезли, вечером дома сами – вроде всё спокойно, легко: вещи собрали, такси вызвали – и замечаем, что мы разговариваем только вдвоём, и больше никаких звуков нету, которые есть обычно. И как-то сразу не хватает чего-то… И то же самое с городом. Когда я был в нём и мне казалось, что в нём не происходит ничего, — а происходит только во мне, — то да, тогда он казался мне отвратительным.
Фото Дмитрия Никонорова
— Это было ещё до Пятницы?
— Конечно. Ну и ещё чуть-чуть Пятницы: пока мы крутились в Харькове, выступали где попало и как попало – по дворам, клубам. Но как только мы начали ездить, видеть другие города, выступать там, я стал совсем по-другому смотреть на свой город.
Мне стало хотеться возвращаться домой – потому что дома спокойно, потому что дома не шумно, потому что дома есть возможность спокойно поразмыслить, что-то придумать, собраться с теми, с кем ты что-то делаешь, творишь.
Это город, где ты идёшь по улице, кого-то встретил – тебе улыбаются: «Здравствуйте» — «Здравствуйте». Какая-то такая штуковина… Ты знаешь кого-то, тебя многие знают, но никто не прыгает, не кидается.
— Харьков производит впечатление такого «сложносочинённого» города. Грубо говоря, есть Харьков Жадана, Пятницы, ТНМК, и – Харьков Кернеса. И со стороны кажется, что это два разных Харькова…
— Не знаю… Наверное, каждый вправе выбирать себе свой Харьков. У кого-то он, может, такой, как у меня, у кого-то – мрачный, бандюковский какой-то, у кого-то – зажравшийся просто, где царит вседозволенность и всякая подобная хрень. А для кого-то в то же время он – театральный Харьков. То есть — для всех разный. Думаю, нельзя сделать так, чтобы он для всех харьковчан был одинаковым.
— Вы как-то сказали: «Я понял, что, что бы ни делал, навсегда останусь чуваком из Пятницы». Принятие в прошлом году решения о воссоединении группы – смирение с этим фактом?
— Нет, просто захотелось. Я просто понял другое — что не буду «чуваком из Пятницы».
Да, когда я об этом говорил, то думал, что станут ассоциировать, но потом осознал — всё-таки нет. Сейчас уже другое время.
И другие люди: я знаю, что многие смотрят на Пятницу, не понимая, что Сергей Бабкин там делает вообще. Почему он делает только это – на гитарке что-то бренчит, — а не делает всё, что может. За прошедшие годы я завоевал свою аудиторию, которая знает меня как меня, а не как кого-то откуда-то.
— А 5’nizza для вас спустя 10 лет – это что?
— Такая ниша, которая незаполненная всё равно… Она есть у меня в душе. И у Андрея, видимо. Мы не можем её закрыть в сольных проектах. Что бы мы ни пробовали за то время, когда Пятницы не было, но так у нас не получалось. И мы поняли, что такое может быть только в нашем соединении.
— То есть мы опять возвращаемся к вопросу «химии», с которого начали: той химии, что есть между тремя основателями Прекрасных цветов, и, получается, той химии, что есть между вами двумя?
— Да-да, это именно химия. Когда мы первый раз встретились спустя восемь лет — просто посидеть, попробовать, получится ли вообще что-нибудь, работает ли оно, — то сразу поняли: работает. Собрались – написали песню, на следующий день – ещё одну: так за неделю пять песен родилось. Из них выбрали три, которые вошли в первый EP — I Believe In You. Просто появилась потребность какая-то в этой химии снова. Хочется какой-то грязи, «рокоты», хип-хопа дурацкого. Баловства какого-то идиотского — которое в тебе есть, но которое ты просто так не открываешь. Потому что незачем или потому, что в своём творчестве ты весь серьёзный такой, а тут – игрульки.
Но в текстах мы всё равно не допускаем какой-то банальщины. Музыкально – да, форма может быть гротескной, но не в случае текста. Нет, всё равно — мне очень важен текст!
— То есть не говорить вы всё-таки не можете?
— Получается, да: я нашёл себе такую нишу театральную, где можно молчать. Но не говорить я не могу. (Улыбается).
***
Этот материал опубликован в №5 журнала Корреспондент от 12 февраля 2016 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.